Неточные совпадения
Большой собравшися гурьбой,
Медведя
звери изловили;
На
чистом поле задавили —
И делят меж собой,
Кто что́ себе достанет.
А Заяц за ушко медвежье тут же тянет.
«Ба, ты, косой»,
Кричат ему: «пожаловал отколе?
Тебя никто на ловле не видал». —
«Вот, братцы!» Заяц отвечал:
«Да из лесу-то кто ж, — всё я его пугал
И к вам поставил прямо в поле
Сердечного дружка?»
Такое хвастовство хоть слишком было явно,
Но показалось так забавно,
Что Зайцу дан клочок медвежьего ушка.
— Отвратительна животность
зверя в человеке, — думал он, — но когда она в
чистом виде, ты с высоты своей духовной жизни видишь и презираешь ее, пал ли или устоял, ты остаешься тем, чем был; но когда это же животное скрывается под мнимо-эстетической, поэтической оболочкой и требует перед собой преклонения, тогда, обоготворяя животное, ты весь уходишь в него, не различая уже хорошего от дурного.
Для получения добычи необходимо, чтоб
зверь или птица находились в известном положении, например: надобно, чтоб заяц или лиса выбежали в
чистое поле, потому что в лесу борзые собаки ловить не могут; надобно, чтоб
зверь полез прямо в тенета, а без того охотник и в двадцати шагах ничего ему не сделает; надобно, чтоб птица поднялась с земли или воды, без чего нельзя травить ее ни ястребами, ни соколами.
— Все
звери там были:
чистые по семи пар, а нечистые по паре, — отвечал щеголь.
Мы удалились от единого верного терапевтического пути — от медицины
зверей и знахарок, мы наводнили фармакопею разными кокаинами, атропинами, фенацетинами, но мы упустили из виду, что если простому человеку дать
чистой воды да уверить его хорошенько, что это сильное лекарство, то простой человек выздоровеет.
Игорь-князь во злат стремень вступает.
В
чистое он поле выезжает.
Солнце тьмою путь ему закрыло,
Ночь грозою птиц перебудила,
Свист
зверей несется, полон гнева,
Кличет Див над ним с вершины древа,
Кличет Див, как половец в дозоре,
За Суду, на Сурож, на Поморье,
Корсуню и всей округе ханской,
И тебе, болван тмутороканский!
За столиком, в узкой, довольно еще
чистой комнате,
Зверев, в халате, жадно хлебал из миски. Ломоть черного хлеба лежал нетронутый. Увидя Теркина, он как ужаленный вскочил, скинул с себя халат, под которым очутился в жилете и светлых модных панталонах, и хотел бросить его на койку с двумя хорошими — видимо своими — подушками.
— То же самое, то же самое! — крикнул
Зверев. Все выведут на
чистую воду.
Хотя он решил противодействовать всеми силами своей души гнусным замыслам на него этой «женщины-зверя» и был уверен, что под щитом
чистой любви к Маше выйдет победителем из предстоящего ему искуса, но самая необходимость подобной борьбы горьким осадком ложилась ему на сердце.
Быть может
чистый, лучистый взгляд молодой девушки проникал даже в черную душу этой женщины-зверя, поднимая со дна этой души лежавшие глубоко на дне ее угрызения совести.